Благотворительность. Купец Бугров - история в фотографиях
Ночлежный дом на 840 человек.
Улица Рождественская, дом 2. (1883г.)
Пожертвовал деньги на
строительство городского водопровода.
Пожертвовал деньги, совместно с другими
нижегородскими предпринимателями, на
строительство Мариинского
бесплатного родильного дома.
(ныне Роддом №1 на улице Варварской). 1884г.
Здание Городской управы (Дворец Труда)
на Благовещенской площади
(ныне площадь Минина и Пожарского). 1890г.
“Вдовий дом” на 160 вдов с детьми. Площадь Лядова. (1887г.)
Типы старообрядцев.
Николай Александрович Бугров.
Дом Рукавишникова.
А.М. Горький с сыном.
Внутренний вид Ночлежного Дома имени Н.А. Бугрова.
Дом, в котором жил А.М. Горький во время событий описываемых в очерке. (ныне Музей квартира Алексея Максимовича Горького. Расположен по адресу: г. Н. Новгород, улица Семашко, дом 19).
Бугров (в центре) в окружении старообрядцев. (фото, предположительно, выполнено в интерьере школы).
Спуск к реке у Сафоновской площади. Стрелкой обозначен дом Бугрова (ныне здание школы).
В.И. Суриков. “Боярыня Морозова”. Этюд к картине.
Французская художница- Роза Бонёр.
Вид на место слияния Волги и Оки. Нижний Новгород.
Выход императора Николая II и императрицы из Спасо-Преображенского собора в Нижегородском кремле. 1896 г.
В. А. Серов - Портрет Николая II.
Вид на нагорную часть Нижнего Новгорода. Часть панорамы. 1900 г.
Вид на Нижневолжскую набережную. Конец XIX в.
Городской голова Нижнего Новгорода Д.В.Сироткин.
Дом Сироткина на Верхневолжской набережной. (ныне здание художественного музея).
Волжские босяки.
У Волжской пристани.
Монахини на паперти.
Похороны А.Н. Бугрова. Похоронная процессия у здания Городской управы. 1911г.
Николай Александрович
Бугров (1837-1911)
оставил заметный след в истории
Нижнего Новгорода.
Продолжатель дела своего отца,
А. Бугрова, он нажил огромное
состояние, став одним из богатейших
людей России.
Пытливый ум, предприимчивость,
неутомимая жажда деятельности
причудливым образом соединились в нем
с тягой к общественной деятельности,
религиозностью, желанием улучшить
материальное положение
своих работников.
Личная его жизнь сложилась неудачно,
и он не оставил после себя наследников.
Его наследником стал Нижний Новгород
и все мы - его жители.
Мы живем в построенных Бугровым
домах, работаем в них, учимся, мы
пользуемся ими по какому-то смутному, темному праву и содержим их порою в полном небрежении,
не понимая и не переживая свое состояние как наследников чьего-то труда и упорства.
Дома, построенные и подаренные Н.А. Бугровым Нижнему Новгороду:
Учредил в городе Семёнове
степендию “Крестьянскому мальчику,
имеющему выдающиеся способности”.
Первым её получил ученик школы
села Хахалы- Николай Воробьёв, в 1912г.
И многое другое...
Более полное представление о личности
Н.А. Бугрова можно получить из очерка
А.М. Горького «Купец Бугров», написанного в 1919 году и опубликованного в 1923 году.
Очерк дается в сокращении.
Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, - Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя. Старообрядец "беспоповского согласия", он выстроил в поле, в версте расстояния от Нижнего, обширное кладбище, обнесённое высокой, кирпичной оградой, на кладбище - церковь и "скит", - а деревенских мужиков наказывали годом тюрьмы по 103 статье "Уложения о наказаниях уголовных" за то, что они устраивали в избах у себя тайные "молельни". В селе Поповке Бугров возвёл огромное здание, богадельню для старообрядцев, - было широко известно, что в этой богадельне воспитываются сектанты-"начётники". Он открыто поддерживал тайные сектантские скиты в лесах Керженца и на Иргизе и вообще являлся не только деятельным защитником сектантства, но и крепким столпом, на который опиралось "древлее благочестие" Поволжья, Приуралья и даже некоторой части Сибири.
Глава государственной церкви, нигилист и циник Константин Победоносцев, писал - кажется в 1901 году - доклад царю о враждебной, антицерковной деятельности Бугрова, но это не мешало миллионеру упрямо делать своё дело. Он говорил "ты" взбалмошному губернатору Баранову, и я видел, как он, в 96 году, на всероссийской выставке, дружески хлопал по животу Витте и, топая ногою, кричал на министра двора Воронцова.
Был он щедрым филантропом: выстроил в Нижнем хороший ночлежный дом, огромное, на 300 квартир, здание для вдов и сирот, прекрасно оборудовал в нём школу, устроил городской водопровод, выстроил и подарил городу здание для городской думы, делал земству подарки лесом для сельских школ и вообще не жалел денег на дела "благотворения". Дед мой сказывал мне, что отец Бугрова "разжился" фабрикацией фальшивых денег, но дед обо всех крупных купцах города говорил как о фальшивомонетчиках, грабителях и убийцах. Это не мешало ему относиться к ним с уважением и даже с восторгом. Из его эпических повестей можно было сделать такой вывод: если преступление не удалось - тогда это преступление, достойное кары; если же оно ловко скрыто - это удача, достойная хвалы.
Говорили, что Мельников-Печерский "В лесах" под именем Максима Потапова изобразил отца Бугрова; я так много слышал плохого о людях, что мне было легче верить Мельникову, а не деду. О Николае Бугрове рассказывали, что он вдвое увеличил миллионы отца на самарском голоде начала восьмидесятых годов.Обширные дела свои Бугров вёл сам, единолично, таская векселя и разные бумаги в кармане поддевки. Его уговорили завести контору, взять бухгалтера; он снял помещение для конторы, богато и
Солидно обставил его, пригласил из Москвы бухгалтера, но никакихдел и бумаг конторе не передал, а на предложение бухгалтера составить инвентарь имущества задумчиво сказал, почёсывая скулу:
Это - большое дело! Имущества у меня много, считать его - долго! Просидев месяца три в пустой конторе без дела, бухгалтер заявил, что он не хочет получать деньги даром и просит отпустить его.
Извини, брат! - сказал Бугров. - Нет у меня времени конторой заниматься, лишняя она обуза мне. У меня контора вся тут.
И, усмехаясь, он хлопнул себя ладонью по карману и по лбу.
Я часто встречал этого человека на торговых улицах города: большой, грузный, в длинном сюртуке, похожем ни поддевку, в ярко начищенных сапогах и в суконном картузе, он шёл тяжёлой походкой, засунув руки в карманы, шёл встречу людям, как будто не видя их, а они уступали дорогу ему не только с уважением, но почти со страхом. На его красноватых скулах бессильно разрослась серенькая бородка мордвина, прямые, редкие волосы её, не скрывая маленьких ушей, с приросшими мочками, и морщин на шее, на щеках, вытягивали тупой подбородок, смешно удлиняя его. Лицо - неясное, незаконченное, в нём нет ни одной черты, которая, резко бросаясь в глаза, навсегда оставалась бы в памяти. Такие неуловимые, как бы нарочито стёртые, безглазые лица часто встречаются у людей верхнего и среднего Поволжья, - под скучной, неопределённой маской эти люди ловко скрывают свой хитрый ум, здравый смысл и странную, ничем необъяснимую жестокость.
Каждый раз, встречая Бугрова, я испытывал волнующее, двойственное чувство - напряжённое любопытство сочеталось в нём с инстинктивною враждой.
Почти всегда я принуждал себя вспоминать "добрые дела" этого человека, и всегда являлась у меня мысль:
"Странно, что в одном и том же городе, на узенькой полоске земли могут встречаться люди столь решительно чуждые друг другу, как чужды я и этот "воротило". Мне сообщили, что будто, прочитав мою книжку "Фома Гордеев", Бугров оценил меня так: - Это - вредный сочинитель, книжка против нашего сословия написана. Таких - в Сибирь ссылать, подальше, на самый край...
Но моя вражда к Бугрову возникла за несколько лет раньше этой оценки; её воспитал ряд таких фактов: человек этот брал у бедняков родителей дочь, жил с нею, пока она не надоедала ему, а потом выдавал её замуж за одного из сотен своих служащих или рабочих, снабжая приданым в три, пять тысяч рублей, и обязательно строил молодожёнам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. В Сейме, где у Бугрова была огромная паровая мельница, такие домики торчали на всех улицах. Новенькие, уютные, с цветами и кисейными занавесками на окнах, с зелёными или голубыми ставнями, они нахально дразнили людей яркостью своих красок и как бы нарочито подчёркнутым однообразием форм.
Ко мне пришла женщина, возбуждённая почти до безумия, и сказала: её близкий друг заболел в далёкой ссылке, у Полярного круга. Она должна немедля ехать к нему, нужны деньги. Я знал, что речь идёт о человеке недюжинном, но у меня не было крупной суммы, нужной на поездку к нему. Я пошёл к чудаковатому богачу Митрофану Рукавишникову…
В полумраке кабинета, тесно уставленного мебелью из рога техасских быков, в глубоком кресле, сидел, окутав ноги пледом, горбун с лицом подростка; испуганно глядя на меня тёмными глазами,он молча выслушал просьбу дать мне денег взаём и молча протянул двадцать пять рублей. Мне было нужно в сорок раз больше. Я молча ушёл.
Дня три бегал по городу, отыскивая деньги, и, случайно встретив Зарубина, спросил: не поможет ли он мне? - А ты проси у Бугрова, этот даст! Едем к нему, он на бирже в сей час!
Поехали. В шумной толпе купечества я тотчас увидал крупную фигуру Бугрова, он стоял, прислонясь спиною к стене, его теснила толпа возбуждённых людей и вперебой кричала что-то, а он изредка, спокойно и лениво говорил:
Нет. И слово это в его устах напоминало возглас "цыц!", которым укрощают лай надоевших собак.
Вот - самый этот Горький, - сказал Зарубин, бесцеремонно растолкав купечество. С лица, измятого старостью, на меня недоверчиво и скользко взглянули маленькие, усталые глазки, веко одного из них было парализовано и отвисло, обнажая белок, расписанный красными жилками, из угла глаза, от переносицы, непрерывно стекала слеза. Зрачки показались мне мутными, но вдруг в них вспыхнули зелёненькие искры, осветив на секунду это мордовское лицо умильной усмешкой. И, пожимая руку мою пухлой, но крепкой рукою, Бугров сказал:
Честь городу нашему... Чайку попить не желаете ли со мною? В "Биржевой" гостинице, где всё пред ним склонилось до земли и даже канарейки на окнах почтительно перестали петь, - Бугров крепко сел на стул, спросив официанта:
Чайку, брат, дашь? Зарубина остановил какой-то толстый, красноносый человек с солдатскими усами, старик кричал на него:
- Полиции - боишься, а совести - не боишься!
Всё воюет языком неуёмным старец наш, - сказал Бугров, вздыхая, отёр слезу с лица синим платком и, проткнув меня острыми лучами глаз, спросил:
Слыхал я, что самоуком дошли вы до мастерства вашего, минуя школы и гимназии? Так. Городу нашему лестно. И будто бедность большую испытать пришлось? И в ночлежном доме моём живали? Я сказал, что, будучи мальчишкой, мне случалось по пятницам бывать у него на дворе, - в этот день он, в "поминок" по отце, давал нищим по два фунта пшеничного хлеба и по серебряному гривеннику.
Это ничего не доказует, - сказал он, двигая серенькими волосами редких бровей. - За гривенником и не бедные люди приходили от жадности своей. А вот что в ночлежном жили вы, - это мне слишком удивительно. Потому что я привык думать: из этого дома, как из омута, никуда нет путей.
Человек - вынослив.
Очень правильно, но давайте прибавим: когда знает, чего хочет.
Говорил он солидно, как и подобало человеку его положения, слова подбирал осторожно, - должно быть, осторожность эта и делала его речь вычурной, тяжёлой. Зубы у него мелкие, плотно составлены в одну полоску жёлтой кости. Нижняя губа толста и выворочена, как у негра.
Откуда же вы купечество знаете? - спросил он, а выслушав мой ответ, сказал:
Не всё в книге вашей верно, многое же очень строго сказано, однако Маякин - примечательное лицо! Изволили знать такого? Я вокруг себя подобного не видал, а - чувствую: такой человек должен быть! Насквозь русский и душой и разумом. Политического ума...
И, широко улыбаясь, он прибавил весело:
Очень поучительно подсказываете вы купцу, как ему жить и думать надобно, о-очень! Подошёл Зарубин, сердито шлёпнулся на стул и спросил не то - меня, не то - Бугрова:
Дал денег?
Вопрос его так смутил меня, что я едва не выругался и, должно быть, сильно покраснел. Заметив моё смущение, Бугров тотчас шутливо спросил:
Кто - кому?
Я в кратких словах объяснил мою нужду, но Зарубин вмешался, говоря:
Это он не для себя ищет денег, он живёт скудно...
Для кого же, - можно узнать? - обратился ко мне Бугров.
Я был раздражён, выдумывать не хотелось, и я сказал правду, ожидая отказа.Но миллионер, почёсывая скулу, смахивая пальцем слезу со щеки, внимательно выслушал меня, вынул бумажник и, считая деньги, спросил:
А - хватит суммы этой? Путь - дальний, и всякие случаи неудобные возможны...
Поблагодарив его, я предложил дать расписку, - он любезно усмехнулся:
Разве что из интереса к почерку вашему возьму...
А посмотрев на расписку, заметил:
Пишете как будто уставом, по-старообрядчески, каждая буковка - отдельно стоит. Очень интересно пишете!..
По псалтырю учился.
Оно и видно. Может - возьмёте расписочку назад?
Я отказался и, торопясь передать деньги, ушёл. Пожимая мне руку с преувеличенной любезностью, Бугров сказал:
Будемте знакомы! Иной раз позвольте лошадь прислать за вами, - вы далеко живёте.
Весьма прошу посетить меня.
Спустя несколько дней, утром около восьми часов, он прислал за мною лошадь, и вот я сижу с ним в маленькой комнатке, её окно выходит во двор, застроенный каменными складами, загромождённый якорями, железным ломом, лыком, рогожей, мешками муки. На столе шумно кипит маленький самовар, стоит блюдо горячих калачей, ваза зернистой икры и сахарница с разноцветными кубиками фруктового - "постного" - сахара.
Рафинада - не употребляю, - усмехаясь, сказал Бугров. - Не оттого, что будто рафинад собачьей кровью моют и делают с ним разные... мапулярии, что ли, зовётся это, по-учёному?
Манипуляции?
Похоже. Нет, постный сахар - вкуснее и зубам легче...
В комнате было пусто, - два стула, на которых сидели мы, маленький базарный стол и ещё столик и стул в углу, у окна. Стены оклеены дешёвыми обоями, мутноголубого цвета, около двери в раме за стеклом - расписание рейсов пассажирских пароходов. Блестел недавно выкрашенный рыжий пол, всё вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла, в нём кружится большая синяя муха и назойливо жужжит. В углу - икона богоматери, в жемчужном окладе, на венчике - три красные камня; пред нею - лампада синего стекла. Колеблется сиротливо голубой огонёк, и как будто по иконе текут капельки пота или слёз. Иногда муха садится на ризу и ползает по ней чёрным шариком. Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, наглухо, до горла, застёгнут, похож на подрясник. Смакуя душистый чай, Бугров спрашивает:
Так, значит, приходилось вам в ночлежном доме живать?
Трудно поверить, - раздумчиво отирая слезу со щеки,
Продолжает он. - Босяк наш - осенний лист. И даже того бесполезнее, ибо - лист осенний удобряет землю... И, в тон жужжанию мухи, рассказывает:
У нас тут, на берегу, подрядчик есть, артель грузчиков держит, Сумароков по фамилии; так он - знаменитого лица потомок, в Екатеринины времена его дед большую значительность имел, а внук - личность дерзкая, живёт вроде атамана разбойников, пьянствуя с рабочими своими, и прикрывает их воровство. Ведь вот какая превратность! А вы - наоборот. Трудно понять, на каких весах судьба взвешивает людей... Возьмите икорки ещё!
Не спеша жуёт калач, громко чмокая, и скользящим взглядом щупает меня.
Книг я не читаю, а ваши сочинения - прочитал, посоветовали. Очень удивительных людей встречали вы. Например: в одну сторону идёт Маякин, в другую - "проходимец" этот, - как его?
Промтов.
Да. Одни, души не щадя, стараются для России, для всех людей нашего государства, а другой - расковыривает всю жизнь похабным языком, грязным шилом умишка своего. А вы и о том и о другом рассказываете... не умею выразить как, как будто о чужих вам, не русских людях, но как будто и родственно, а? Не совсем понимаю это...
Я спросил: читал ли он рассказ "Мой спутник"?
Читал. Весьма занятно.
Он откинулся на спинку стула, стирая пот с лица большим платком с цветной каймою, потом - взмахнул им, как флагом.
Ну, это, конечно, человек дикий, не русский. А этот, "проходимец" - правда? Маякин же, говорите, не совсем правда? Качая головой с жёлто-седыми волосами, плотно примасленными к черепу, он негромко сказал:
Есть в этом опасность. Государство наше, говорят, дом, который требует ремонта, перестроить надо-де его! Так-с. Ну, а какой же силой? Сила-то где, по-вашему? Как же всех людей включить в это дело, когда одни свободно пасутся, как скот на подножном корму, и ничего боле не желают? А как же Маякин-то? Хозяин-то? Он, души не жалея, делу государственному жертвует всей силой и совестью, а другим - наплевать на него, а?
Значительный этот разговор был прерван мухой - она слепо налетела на слабый огонёк лампады, взныла и, погасив его, упала в масло. Бугров встал, вышел за дверь и крикнул:
Явилась миловидная девушка, одетая, как монахиня, в тёмное, поклонилась нам, прижав руки к животу, и, положив на стол несколько телеграмм, молча стала оправлять лампадку. Потом, с таким же поклоном, не поднимая глаз, исчезла, перебирая пальцами кожаную лестовку, висевшую на поясе у неё.
Дела доспели, извините, - сказал Бугров, скользя глазами по квадратным бумажкам телеграмм. Вынул из кармана огрызок карандаша, наморщив нос, поставил на бумагах какие-то знаки и небрежно бросил их на стол, говоря:
Пойдёмте отсюда...
Привёл меня в большой зал с окнами на берег Волги; на крашеном полу лежали чистые половики, небелёного холста, по стенам стояли стулья. У одной из них - кожаный диван. Скучно пусто, и всё тот же церковный, масляный запах. А в стёкла окон непрерывно стучится буйный, железный гул трудового дня, на реке свистят пароходы...
Хороша картинка? - спросил Бугров, указывая на стену, - там висела копия Сурикова "Боярыня Морозова", а против её, на другой стене, - превосходное старое полотно - цветы, написанные удивительно тонко и благородно. Медная пластинка внизу рамы говорила, что это работа Розы Бонёр.
Вам эта больше нравится? - улыбаясь, спросил старик. - Я её в Париже купил; иду по улице, вижу - в окне картина и на ней цифра - десять тысяч! Что такое? - думаю. Пригляделся - цветы и боле ничего. Искусно, однако же и цена. Три тысячи целковых ведь. Послал знакомого спросить: почему так дорого? Тот спросил - редкость, говорит. Опять пошёл, посмотрел. Нет, думаю, дудки! А наутро говорю приятелю-то: "Поди-ка, возьми её мне".
Он засмеялся.
Каприз, конечно. Но - так она мне понравилась - нельзя оставить...
Всё вокруг блестело холодной нежилою чистотой, вызывая мысль о скучной, одинокой жизни.
Вы меня извините, - надо на биржу идти, - сказал Бугров.- Не удалось нам кончить интересную нашу беседу, очень жалею. Позвольте обеспокоить вас вдругорядь... До свиданьица!
Он часто присылал за мною лошадь, и я охотно ездил к нему пить утренний чай с калачами, икрой и "постным" сахаром. Мне нравилось слушать его осторожно щупающие речи, следить за цепким взглядом умных глаз, догадываться - чем живёт этот человек вне интересов своего купеческого дела и в чём, кроме денег, сила его влияния?
Мне казалось, что он хочет что-то вытянуть из меня, о чём-то выспросить, но он, видимо, не умел сделать это или неясно понимал, чего хочет. Часто возвращался к скучному вопросу:
Как же это случилось, что вы, странствуя по путям опасным и даже гибельным, всё-таки вышли на дорогу полезного труда?
Это раздражало меня. Я говорил ему о Слепушкине, Сурикове, Кулибине и других русских самоучках.
Скажите, какое обилие! - нехотя удивлялся он, задумчиво почёсывая скулу, безуспешно пытаясь прищурить больной глаз. И, прищуривая здоровый, назойливо спрашивал: - Ведь в жизни без основания, без привязки к делу, - большой соблазн должен быть, как же это не соблазнились вы? В дело-то как вросли, а?
Но наконец он всё-таки поймал мысль, которая тревожила его:
Видите ли, что интересно: вот мы живём сыто и богато, а под нами водятся люди особых свойств, подкапывают нашу жизнь. Люди - злые, как вы рассказываете о них в книжках ваших, люди - без жалости. Ведь ежели начнёт этих людей снизу-то горбом выпирать, - покатится вся наша жизнь сверху вниз...
Говорил он улыбаясь, но глаза его, позеленев, смотрели на меня сухо и пронзительно. Сознавая бесполезность моих слов, я довольно резко сказал, что жизнь насквозь несправедлива, а потому - непрочна, и что - рано или поздно - люди изменят не только формы, но и основания своих взаимоотношений.
Непрочна! - повторил он, как бы не расслышав слова - несправедлива. - Это - верно, непрочна. Знаки непрочности её весьма заметны стали. И - замолчал.
Посидев минуту, две, я стал прощаться, убеждённый, что знакомство наше пресеклось и уж больше не буду я пить чай у Бугрова с горячими калачами и зернистой икрой. Он молча и сухо пожал руку мне, но в прихожей неожиданно заговорил, вполголоса, напряжённо, глядя в угол, где сгустился сумрак:
А ведь человек - страшен! Ой, страшен человек! Иной раз - опамятуешься от суеты дней, и вдруг - сотрясётся душа, бессловесно подумаешь - о, господи! Неужто все - или многие - люди в таких же облаках тёмных живут, как ты сам? И кружит их вихорь жизни так же, как тебя? Жутко помыслить, что встречный на улице, чужой тебе человек проникает в душу твою и смятение твоё понятно ему... Говорил он нараспев, и странно было мне слушать это признание.
Человек - словно зерно под жерновом, и каждое зерно хочет избежать участи своей, - ведь вот оно, главное-то, около чего все кружатся и образуют вихорь жизни... Он замолчал, усмехаясь, а я сказал первое, что пришло в голову: - С такими мыслями - вам трудно жить!
Он чмокнул губами.
Вскоре он снова прислал за мною лошадь, и, беседуя с ним, я почувствовал, что ему ничего не нужно от меня, а - просто - скучно человеку и он забавляется возможностью беседовать с кем-то иного круга, иных мыслей. Держался он со мною всё менее церемонно и даже начал говорить отеческим тоном. Зная, что я сидел в тюрьме, он заметил:
Это - зря! Ваше дело - рассказывать, а не развязывать...
Что значит - развязывать?
То и значит: революция - развязка всех узлов, которые законами связаны и людей скрепляют для дела. Или вы - судья, или - подсудимый... Когда я сказал ему о назревающей неизбежности конституции, он, широко улыбаясь, ответил:
Да ведь при конституции мы, купечество, вам, беспокойным, ещё туже, чем теперь, гайки подвинтим. Но о политике он беседовал неохотно и пренебрежительно, тоном игрока в шахматы об игре в шашки.
Конечно, - всякая шашка хочет в дамки пролезть, а все другие шашки от этого проигрывают. Дело - пустенькое. В шахматах - там суть игры - мат королю!
Несколько раз он беседовал с царём Николаем.
Не горяч уголёк. Десяток слов скажет - семь не нужны, а три - не его. Отец тоже не великого ума был, а всё-таки - мужик солидный, крепкого запаха, хозяин! А этот - ласков, глаза бабьи... Он прибавил зазорное слово и вздохнул, говоря:
Не по земле они ходят, цари, не знают они, как на улице живут. Живут, скворцы в скворешнях, во дворцах своих, но даже тараканов клевать не умеют и - выходят из моды. Не страшны стали. А царь - до той минуты владыка, покуда страшен.
Говорил он небрежным тоном, ленивенькими словами, безуспешно пытаясь поймать ложкой чаинку в стакане чая. Но вдруг, отбросив ложку, приподнял брови, широко открыл зелёные болотные глаза.
Вот над этим подумать стоит, господин Горький, - чем будем жить, когда страх пропадёт, а? Пропадает страшок пред царём. Когда приезжал к нам, в Нижний, отец Николая, так горожане молебны служили благодарственные богу за то, что царя увидать довелось. Да! А когда этот, в девяносто шестом, на выставку приехал, так дворник мой, Михайло, говорит: "Не велик у нас царёк! И лицом неказист и роста недостойного для столь большого государства. Иностранные-то, глядя на него, поди-ко, думают: ну, какая там Россия, при таком неприглядном царе!" Вот как. А он, Михайло, в охране царской был. И никого тогда не обрадовал царёв наезд, - как будто все одно подумали: "Ох, не велик царёк у нас!"
Он взглянул в угол на умирающий, сапфировый огонёк лампады, встал, подошёл к двери и, приоткрыв её, крикнул:
Лампаду оправьте, эй! Бесшумно, как всегда, вошла, низко кланяясь, тёмная девица, встала на стул, оправляя лампаду, Бугров смотрел на её стройные ноги в чёрных чулках и ворчал:
Что это у вас в этой горнице лампада всегда плохо горит? Девица исчезла, уплыла, точно обрывок чёрной тучи…
…Однажды он спросил:
А что вы - различие между людями видите? Примерно- различие между мною и матросом с баржи?
Не велико, Николай Александрович.
Вот и мне тоже кажется: не велико для вас различие между людей. Так ли это? По-моему, очень тонко надо различать, кто - каков. Надобно подсказывать человеку, что в нём его, что - чужое. А вы - как в присутствии по воинской повинности: годен - негоден! Для чего же годен-то? Для драки? Пристукивая ребром ладони по столу, он сказал:
В человеке - одна годность: к работе! Любит, умеет работать - годен! Не умеет? Прочь его! В этом вся премудрость, с этим безо всяких конституций можно прожить.
Дай-ко мне ты власть, - говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, - я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал - столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле - вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь - это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув - не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем - тогда жить просторнее будет. Народ у нас хороший, с таким народом горы можно опрокинуть, Кавказы распахать. Только одно помнить надо: ведь вы сына вашего в позывной час плоти его сами к распутной бабе не поведёте - нет? Так и народ нельзя сразу в суету нашу башкой окунать - захлебнётся он, задохнётся в едком дыме нашем! Осторожно надо. Для мужика разум вроде распутной бабы - фокусы знает, и душу не ласкает. У мужика в соседях леший живёт, под печью - домовой, а мы его, мужика, телефоном по башке. Примите в расчёт вот что: трудно понять, кое место - правда, кое - выдумка? Когда выдумка-то издаля идёт, из древности, - так она ведь тоже силу правды имеет! Так что - пожалуй, леший, домовой - боле правда, чем телефон, фокус сего дня... Встал, взглянул в окно и проворчал:
Экое дурачьё!
…О работе он говорил много, интересно, и всегда в его речах о ней звучало что-то церковное, сектантское. Мне казалось, что к труду он относится почти религиозно, с твёрдой верой в его внутреннюю силу, которая со временем свяжет всех людей в одно необоримое целое, в единую, разумную энергию, - цель её: претворить нашу грязную землю в райский сад.
Это совпадало с моим отношением к труду; для меня труд - область, где воображение моё беспредельно, я верю, что все тайны и трагедии нашей жизни разрешатся только трудом и только он осуществит соблазнительную мечту о равенстве людей, о справедливой жизни.
Но скоро я убедился, что Бугров не "фанатик дела", он говорит о труде догматически, как человек, которому необходимо с достоинством заполнить глубокую пустоту своей жизни, насытить ненасытную жадность душевной скуки. Он был слишком крупен и здоров для пьянства, игры в карты, был уже стар для разврата и всякого хлама, которым люди его стада заполняют зияние своей душевной пустоты.
Однажды в вагоне, по дороге в Москву, ко мне подошёл кондуктор и сказал, что Бугров просит меня к нему в купе. Мне нужно было видеть его, я пошёл.
Он сидел, расстегнув сюртук, закинув голову, и смотрел в потолок на вентилятор.
Здорово! Садитесь. Вы что-то писали мне о босяках, не помню я...
Дмитрий Сироткин, пароходовладелец, старообрядец, кажется "австрийского согласия", впоследствии - епископ, нижегородский городской голова, издатель журнала "Церковь", умница и честолюбец, бойкий, широкий человек, предложил мне устроить для безработных дневное пристанище - это было необходимо того ради, чтоб защитить их от эксплоатации трактирщиков. Зимою из ночлежного дома выгоняли людей в 6 часов утра, когда на улицах ещё темно и делать нечего, "босяки" и безработные шли в "шалманы" - грязные трактиры, соблазнялись там чаем, водкой, напивали и поедали за зиму рублей на шестьдесят. Весною, когда начиналась работа на Оке и Волге, трактирщики распоряжались закупленной рабочей силою, как им было угодно, выжимая зимние долги.
Мы сняли помещение, где люди могли сидеть в тепле, давали им порцию чая за две копейки, фунт хлеба, организовали маленькую библиотеку, поставили пианино и устраивали в праздничные дни концерты, литературные чтения. Наше пристанище помещалось в доме с колоннами, его прозвали "Столбы", оно с утра до вечера было набито людьми, а "босяки" чувствовали себя подлинными
Хозяевами его, сами строго следили за чистотой, порядком. Разумеется, всё это стоило немалых денег, и я должен был просить их у Бугрова.
Пустяковина всё это, - сказал он, вздохнув. - На что годен этот народ? Негодники все, негодяи. Вон они даже часов не могут завести у себя. Я удивился.
В ночлежном у них часов нет, времени не знают. Испортились часы там...
Так вы велите починить их или купите новые. Бугров рассердился, заворчал:
Всё я да я! А сами они - не могут? Я сказал ему, что будет очень странно, если люди, у которых нет рубах и часто не хватает копейки на хлеб, будут, издыхая с голода, копить деньги на покупку стенных мозеровских часов.
Это очень рассмешило его, открыв рот и зажмурив глаза, он минуты две колыхался, всхлипывая, хлопая руками по коленям, а успокоясь, весело заговорил:
Ох, глупость я сморозил! Ну, знаете, это со мной бывает, - вдруг вижу я себя бедным и становлюсь расчётлив, скуп. Другие из нашего брата фальшиво прибедняются, зная, что бедному - легче, душе свободнее, с бедного меньше спрашивают и люди и бог. У меня - не то: я начисто забываю, что богат, пароходы имею, мельницы, деньги, забываю, что впрягла меня судьба в большой воз. В душе я не скуп, деньгами не обольщён, просят - даю. Крепко вытер платком мокрый глаз и продолжал задумчиво:
А бывает, хочется мне в бедном трактире посидеть и чаю со ржаным хлебом попить, так чтоб и крошки все были съедены. Это бы можно понять, если б я когда-то бедность испытал, но я родился богат. Богат, а - есть охота милостыню попросить, самому понять, как туго бедность живёт. Этого фокуса я не понимаю, и вам, наверное, не понять. Эдакое, слышал я, только у беременных баб бывает...
Отвалясь на спинку дивана и закрыв глаза, он тихо бормотал:
Капризен человек... чуден! Вот Гордей Чернов бросил всё своё богатство и дело на ходу, - в монастырь сбежал, да ещё на Афон, в самую строгость. Кириллов, Стёпа, благочестиво и мудро жил, скромен и учён, до шести десятков дожил, - закутил, поставил себя на дыбы, как молодой гуляка, на позор и смех людям отдал. "Всё, говорит, неправда, всё - фальшь и зло, богатые - звери, бедные - дураки, царь - злодей, честная жизнь - в отказе от себя!" Да. Вот - Зарубин тоже. Савва Морозов, большого ума человек, Николай Мешков - пермяк, с вами, революционерами, якшаются. Да - мало ли! Как будто люди всю жизнь плутали в темноте, чужими дорогами и вдруг - видят: вот она где, прямая наша тропа. А - куда тропа эта ведёт однако?
Он замолчал, тяжко вздохнув. За окном, в лунном сумраке, стремительно бежали деревья. Железный грохот поезда, раздирая тишину полей, гнал куда-то тёмные избы деревень. Испуганно катилась и пряталась в деревьях луна, вдруг выкатывалась в поле и медленно плыла над ним, усталая.
Перекрестясь, Бугров сказал угрюмо:
У нас, в России, особая совесть, она вроде как бешеная. Испугалась, обезумела, сбежала в леса, овраги, в трущобы, там и спряталась. Идёт человек своим путём, а она выскочит зверем - цап его за душу. И - каюк! Вся жизнь - прахом, хинью. Худое, хорошее - всё в один костёр... Он снова перекрестился, зажмурясь. Я стал прощаться с ним...
Однажды я встретил его в маленькой деревушке среди заволжских лесов. Я шёл на Китеж-озеро, остановился в деревне ночевать и узнал, что "ждут Бугрова", - он едет куда-то в скиты. Я сидел на завалине избы, у околицы; был вечер, уже пригнали стадо, со двора доносился приторный запах парного молока. В раскалённом небе запада медленно плавилась тёмносиняя туча, напоминая формой своей вырванное с корнем дерево. В опаловом небе над деревней плавали два коршуна, из леса притекал густой запах хвои и грибов, предо мною вокруг берёзы гудели жуки. Усталые люди медленно возились на улице и во дворах. Околдованная лесною тишиной, замирала полусонная, сказочная жизнь неведомых людей.
Когда стемнело - в улицу деревни въехала коляска, запряжённая парой крупных, вороных лошадей, в коляске развалился Бугров, окружённый какими-то свёртками, ящиками...
Вы как здесь? - спросил он меня. И тотчас предложил:
Айда со мною! Хороших девиц увидите. Тут, недалеко, скиток есть, приют для сирот, рукодельям девицы обучаются...
Большая горница, куда мы вошли, освещалась двумя лампами на стенах, третья, под красным бумажным абажуром, стояла на длинном столе среди чайной посуды, тарелок с мёдом, земляникой, лепёшками. Нас встретила в дверях высокая, красивая девица, держа в руках медный таз с водою, другая, похожая на неё, как сестра, вытянув руки, повесила на них длинное расшитое полотенце. Балагуря весело, Бугров вымыл руки, вытер мокрым полотенцем лицо, положил в таз две золотых монеты, подошёл к стене, где стояло штуки четыре пяльцев, причесал пред маленьким зеркалом волосы на голове, бороду и, глядя в угол, на огонь лампады пред образами в большом киоте с золотыми "виноградами", закинув голову, трижды истово перекрестился...
Спать мы легли на поляне, под окнами избы. Бугров - в телеге, пышно набитой сеном, я - положив на траву толстый войлок...
В непоколебимой тишине леса гукнул сыч, угрюмо и напрасно. Лес стоял плотной, чёрной стеною, и казалось, что это из него исходит тьма. Сквозь сыроватую мглу, в тёмном, маленьком небе над нами тускло светился золотой посев звёзд.
Глупа жизнь. Страшна путанностью своей, тёмен смысл её... А всё-таки - хороша?
Очень. Только вот умирать надо. Через минуту, две он добавил тихонько:
Скоро... Умирать... И - замолчал, должно быть, уснул.
Утром я простился с ним, уходя на Китеж-озеро, и больше уже не встречал Н.А.Бугрова.
Он умер, кажется, в десятом году и торжественно, как и следовало, похоронен в своём городе...
Николай Александрович Бугров (1839—1911)- крупнейший нижегородский купец, хлебопромышленник, финансист, домовладелец, меценат и благотворитель, отдавал в благотворительность 45% чистого дохода.
При всем при том Бугров-купец
Был оборотистый делец,—
По вечерам бесяся с жиру,
Не превращался он в транжиру,
Знал: у него доходы есть,
Что ни пропить их, ни проесть,
Не разорит его причуда,
А шли доходы-то откуда?
Из тех каморок и углов,
Где с трудового жили пота.
Вот где купчине был улов
И настоящая охота!
Отсюда греб он барыши,
Отсюда медные гроши
Текли в купецкие затоны
И превращались в миллионы,
Нет, не грошей уж, а рублей,
Купецких верных прибылей.
Обогащал купца-верзилу
Люд бедный, живший не в раю,
Тем превращая деньги в силу,
В чужую силу — не в свою.
Демьян Бедный
"Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, — Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя.
Старообрядец "беспоповского согласия", он выстроил в поле, в версте расстояния от Нижнего, обширное кладбище, обнесённое высокой, кирпичной оградой, на кладбище - церковь и "скит", - а деревенских мужиков наказывали годом тюрьмы по 103 статье "Уложения о наказаниях уголовных" за то, что они устраивали в избах у себя тайные "молельни". В селе Поповке Бугров возвёл огромное здание, богадельню для старообрядцев, — было широко известно, что в этой богадельне воспитываются сектанты-"начётники". Он открыто поддерживал тайные сектантские скиты в лесах Керженца и на Иргизе и вообще являлся не только деятельным защитником сектантства, но и крепким столпом, на который опиралось "древлее благочестие" Поволжья, Приуралья и даже некоторой части Сибири.
Глава государственной церкви, нигилист и циник Константин Победоносцев, писал — кажется в 1901 году - доклад царю о враждебной, антицерковной деятельности Бугрова, но это не мешало миллионеру упрямо делать своё дело. Он говорил "ты" взбалмошному губернатору Баранову, и я видел, как он, в 96 году, на всероссийской выставке, дружески хлопал по животу Витте и, топая ногою, кричал на министра двора Воронцова.
Был он щедрым филантропом: выстроил в Нижнем хороший ночлежный дом, огромное, на 300 квартир, здание для вдов и сирот, прекрасно оборудовал в нём школу, устроил городской водопровод, выстроил и подарил городу здание для городской думы, делал земству подарки лесом для сельских школ и вообще не жалел денег на дела "благотворения". "
Максим Горький
В ночлежном доме Н.А.Бугрова. Фото Максима Дмитриева
У ночлежного дома Бугрова. фото Максима Дмитриева
Еще в 1880-х годах Бугровы, отец Александр Петрович и сын Николай Александрович, строят на свои средства ночлежный дом на 840 человек, Вдовий дом на 160 вдов с детьми, а также участвуют в строительстве городского водопровода.В память об этом на Софроновской площади был поставлен "Фонтан благотворителей" с надписью: "Фонтан сей сооружен в память почетных граждан гор. Нижнего Новгорода: Ф.А., А.А., Н.А. Блиновых, А.П. и Н.А. Бугровых и У.С. Курбатова, давших своими пожертвованиями возможность городу соорудить в 1880 году водопровод при условии бесплатного навсегда пользования им жителями Нижнего Новгорода".
Для этих босяков открывались ночлежки и библиотеки
Нижегородские босяки. Фото Максима Дмитриева
Осмотрительный Н.А.Бугров не имел обыкновения жертвовать на благотворительность наличные суммы - источником средств для нее служили как доходы с недвижимости, так и проценты с "вечного" вклада. Дома и усадьбы, принадлежащие Бугрову в Нижнем Новгороде, служили не только его личным интересам. Доход от недвижимости, которую он дарил городу, направлялся на помощь бедствующим и нуждающимся. Так, в 1884 г. Бугров жертвует городу усадьбу по ул.Грузинской и капитал в размере 40 тысяч рублей для постройки общественного здания, которое приносило бы годовой доход не менее 2000 рублей. Эти деньги предназначались "ежегодно, на вечные времена, в пособие погорельцам Семеновского уезда".
Кулачный бой у ночлежного дома Бугрова. Фото Максима Дмитриева
Тот же принцип использован Бугровым при финансировании знаменитого Вдовьего Дома, открытого в Нижнем в 1887г. Кроме процентов с крупного капитала (65000 руб.) в Николаевском банке, бюджет приюта пополнялся за счет доходов (2000 руб. в год), приносимых двумя домами Бугрова по ул. Алексеевской и Грузинскому пер., которые купец подарил городу. По представлению губернатора Н.М.Баранова от 30 января 1888 г. последовало Высочайшее Императорское разрешение присвоить Вдовьему Дому именование "Нижегородский городской общественный имени Блиновых и Бугровых Вдовий Дом" .
Масштабно и выразительно выглядит помощь Н.А.Бугрова голодающим в бедственные 1891-1892 годы, особенно - на фоне общего, часто формального, подхода. Он согласился продать губернской Продовольственной комиссии весь закупленный хлеб по заготовительной цене - 1 руб. 28 коп. за пуд, т.е. полностью отказавшись от прибыли (в то время нижегородские помещики держали цены на хлеб на уровне 1 руб. 60 коп.)
Образованию талантливых детей Бугровы уделяли особое внимание. В частности, была учреждена в г.Семенове стипендия "крестьянскому мальчику, имеющему выдающиеся способности" - первым ее получил ученик с. Хахалы Николай Воробьев в 1912 году *
"— Дай-ко мне ты власть, — говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, — я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал — столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле — вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь — это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув — не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем — тогда жить просторнее будет. Народ у нас хороший, с таким народом горы можно опрокинуть, Кавказы распахать. Только одно помнить надо: ведь вы сына вашего в позывной час плоти его сами к распутной бабе не поведёте — нет? Так и народ нельзя сразу в суету нашу башкой окунать — захлебнётся он, задохнётся в едком дыме нашем! Осторожно надо.»
Максим Горький “Н.А.Бугров”
Президиум съезда старообрядцев с Н.А.Бугровым в центре
Домовладелец, меценат и крупный благотворитель Нижегородской губернии и один из крупнейших в России.
| Николай Бугров | |
|---|---|
| Имя при рождении | Николай Александрович Бугров |
| Дата рождения | (1837 ) |
| Место рождения | Нижний Новгород |
| Дата смерти | 16 апреля (1911-04-16 ) |
| Место смерти | Нижний Новгород |
| Гражданство | Российская империя Российская империя |
| Род деятельности | купец , хлебопромышленник, домовладелец , меценат и благотворитель |
| Отец | купец А. П. Бугров |
Биография
Модернизировал производство муки, внедрив вальцовый способ помола. С 1896 года получил право поставлять хлеб для русской армии. Для перевозки хлеба по Волге Бугровым содержался целый флот барж и пароходов.
Бугров был фактически светским лидером беглопоповской старообрядческой общины Нижнего Новгорода . Практически всё производство старообрядческих лестовок находилось в руках Бугрова.
Н. А. Бугрову посвящён один из биографических очерков М. Горького («Н. А. Бугров»), И. В. Сталин говорил что управлять наркоматами необходимо учиться у Бугрова - весь огромный флот для перевозки зерна и муки и практически все мельницы на верхней и средней Волге (не считая местных управляющих) управлялись самим Бугровым, приказчиком и бухгалтером, последний из которых получал 30 тысяч рублей в год (корова стоила 3-5 руб.) и право пользоваться конюшней Бугрова .
Благотворительность
Николай Александрович Бугров много времени и средств уделял благотворительности, строительству богаделен , ночлежных домов и т.п. Считается, что за свою жизнь он только милостыни раздал около 10 млн. руб.
Он был крупнейшим домовладельцем Нижнего Новгорода . Вкладывал значительные средства в городское строительство, часть дохода от которого регулярно шла на содержание ночлежного дома для босяков, выстроенного его отцом. Кроме того, Бугров завершил начатое отцом строительство в Нижнем Новгороде «Вдовьего дома» , выстроил здание Волжско-Камского банка (ул. Рождественская, 27), профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади (в настоящее время - Дворец труда, ул. Б. Покровская, 1).
Ежегодная прибыль предприятия Бугрова делилась примерно в такой пропорции:
- 45% на нужды города - в основном стройки общественных зданий, домов ночлежных (Рождественская 2), домов призрения (для неграмотных - домов для вдов с детьми) пл. Лядова, 2 и доходных зданий, призванных покрывать расходы для нищих и вдов (Зеленский съезд, 10).
- 45% на развитие фирмы
- Остальное по личному усмотрению - на собственные нужды, благотворительность и пр.
Канализация и Водопровод
На его средства была создана первая центральная канализация которую переложили лишь в начале 1990-х, чтобы увеличить пропускную способность (Похвалинский съезд) и первый водопровод.
Помимо немалого числа благотворительных дел (подробнее на которых остановимся ниже) Бугров был известен и как общественный деятель, в меру сил участвуя в городском самоуправлении, оставаясь бессменным попечителем ряда богоугодных заведений, и как рачительный хозяин, заботящийся о репутации фирмы, не забывая интересы своих рабочих.
Рабочие считали большой привилегией работать на бугровских мельницах, где выше уровень зарплаты, короче рабочий день, надежнее социальная защита, выше культура организации труда.1 Служащие получали 20-25 рублей, управляющий – 75. Служащий и его семья были на полном довольствии. Каждому по списку привозили муки белой и черной мешками по 5 пудов, дрова, корм для скотины, капусту свежую и соленую, картофель, лук, огурцы соленые, яблоки. Бугров платил за обучение детей. Сестра его Зинаида закупала на детей одежду, готовила приданое и давала деньги на свадьбу.2 При мельницах строили небольшие больницы для рабочих, существовали столовые.
Проявляя заботу о собственных рабочих, Николай Александрович не забывал и о жителях города и губернии. С 80-х годов и до самой смерти состоял попечителем ряда богоугодных заведений: «Городского имени графини О. В. Кутайсовой детского приюта, Мариинского родовспомогательного заведения, Городского имени Блиновых и Бугровых вдовьего дома, ночлежного имени А. П. Бугрова приюта, губернской земской больницы»3, членом попечительского совета «Общества вспоможения бедным », членом исполнительного комитета по строительству ремесленного училища4, а после постройки – его попечителем.
Жители города и губернии отвечали ему доверием, власти оценивали его заслуги по достоинству. Бугров был постоянным гласным Городской Думы, выдвигаясь в разные годы от Семеновского, Балахнинского, Нижегородского уездов; а также гласным Нижегородского Уездного Земского Собрания, гласным Губернского Земского Собрания. Государство оценило его службу и деятельность орденами: Св. Анны 2 и 3-й степеней, Св. Станислава 3-й степени, Св. Владимира 4-й степени, медалями: Золотой с надписью «За усердие» на Станиславской ленте для ношения на шее, двумя Серебряными – в память освящения Храма Христа Спасителя в Москве и в память коронования императора Николая II для ношения в петлицах на Андреевской ленте, Бронзовой в память коронования Александра III. В 1890 году стал мануфактур-советником. 14 марта 1880 года был избран Почетным Гражданином Нижнего Новгорода.5
Почести и доверие, оказанные Николаю Александровичу Бугрову, имели под собой веские основания. Благотворительную деятельность Николай Александрович начал еще вместе с отцом. В 1878 году братья Блиновы, отец и сын Бугровы, У. С. Курбатов предложили городу денежную помощь на устройство нового водопровода. «В Думу поступило заявление о желании пожертвовать на устройство водопровода 250,000 рублей. Пожертвование было принято Думою. Кроме 250,000 рублей жертвователями было внесено еще для окончательного расчета и на устройство дополнительной сети водопроводных труб 107,500 рублей. Все же расходы на устройство и переустройство водопровода по 1896 год включительно составляют 877,884 рублей, из них 357,500 пожертвованных».6
Вместе с теми же братьями Блиновыми Николай Александрович построил в городе «Вдовий дом» на 160 квартир. «На постройку и содержание Вдовьяго дома половину средств дали гг. Блиновы и половину Н. А. Бугров… со стороны же Бугрова было пожертвовано недвижимое имущество в Грузинском переулке с двумя домами, где ныне расположены Грузинские казармы, и особо капитал в 40000 рублей, употребленный по распоряжению Городской Думы на возведение 3-го каменнаго корпуса для Грузинских казарм. За пользование этим имуществом для надобностей города по удовлетворению квартирной воинской повинности и отчисляется на содержание Вдовьяго дома 6000 рублей и в пособие Семеновским погорельцам 2000 рублей».7 Благотворительные деяния Бугрова часто были взаимосвязаны.
Для бездомных и пришлых рабочих Николай Александрович вместе с отцом в 1883 году поставил в Скобе знаменитую ночлежку, которая работала бесплатно и содержалась им же.8
Ни одно несчастье сограждан не проходило мимо Бугрова, не находя отклик в его сердце. В 1887 году, когда в некоторых селениях Семеновского уезда градом побило озимые, он выдал сотни пудов ржи без возврата. В 1882 году пожертвовал голодающим Нижегородской губернии 200 пудов гречневой муки. В1907 году пожертвовал лес на постройку на Сейме библиотеки – читальни и чайной.9
Николай Александрович был старообрядцем и заботился о своих гонимых единоверцах. После пожара он отстроил Городецкую часовню, содержал в ней священников и хор из 12 человек, которым регулярно выдавалось бесплатное пищевое довольствие мукою.10 За свой счет построил на краю оврага старообрядческую церковь, а также соорудил обширное кладбище, обнеся его стеной длиной по периметру около восьми километров.11 В родной деревне Попово построил молитвенный дом.12
Николай Александрович радел и за благоустройство города. Он выложил Похвалихинский съезд булыжником и для его освещения в ночное время установил 46 фонарей.13 В 1910 году Бугров внес две тысячи рублей на сооружение памятника К. Минину. В1896 году пожертвовал на реставрацию Дмитриевской башни Кремля и открытие в ней художественно–исторического музея более тысячи рублей.14
Предусматривая, что после его смерти фирма будет ликвидирована, Бугров завещал создать полуторамиллионный постоянный фонд в банке, проценты были должны распределиться: 10 % в пользу Нижнего Новгорода, 45 % – благотворительным учреждениям, 45 % – бедным и погорельцам.15
1 Скочигоров В. Н. Развитие предпринимательства в Нижегородском крае (1861-1900гг.). Н. Новгород, 1997. С. 120.
2 Терехова Е. Отцы города Нижнего в воспоминаниях современников. \\ Нижегородский рабочий. 1990. 28 авг. С. 4-5.
3 ГАНО. Ф. 30. Оп. 35. Д. 2461. Л. 18, 22.
4 Седов А. Славный купеческий род \\ Нижний Новгород. 1998. № 2. С. 29.
5 ГАНО. Ф. 30. Оп. 35. Д. 2461. Л. 3, 13, 15, 15, 20, 22, 24.
6 Исторический очерк водопровода. Н. Новгород, б/д.
7 ГАНО. Ф. 30. Оп. 35а. Д. 7982. Л. 5-6.
8 Нижегородский край: факты, события, люди. Н. Новгород, 1997. С. 280.
9 Терехов Б. Пример благотворительности купца \\ Земля нижегородская. 1992. № 18. С. 7.
10 Ниякий В. Достоин памяти. Может быть, действительно, пора восстановить справедливость. \\ Дело. 1994. № 33. С. 8.
13 Орловский А. Там же.
14 Казаев И. Блиновы – предприниматели и благотворители. \\ Нижегородский предприниматель. 1998. № 1 . С. 22-23.
15 Пишкин В. Там же.
Из цикла «Страницы истории Нижегородской губернии»
Удельный князь нижегородский — так называл Горький Николая Александровича Бугрова. На рубеже 19-20 веков его имя гремело в Нижнем Новгороде, да и по всей Волге. Миллионер, предки которого были крестьянами, приятель великих князей и министров, благотворитель. И вообще яркая фигура – Бугров-младший притягивал всеобщее внимание. До сих пор в городе стоят здания, ставшие историческими, в том числе ночлежка, увековеченная в пьесе Горького «На дне». Самое престижное кладбище на улице Пушкина в народе до сих пор называют Бугровским, так как именно там похоронен Николай Александрович. Его дед, крестьянский сын из Семеновского уезда в молодости ходил в бурлаках на расшиве. Называли его тогда просто Петрухой. Позднее этот грузчик сколотил артель из новичков и дальше уже работал предпринимателем, занимаясь надзором за работающими и рассчитываясь с ними. Но выдвинулся Петруха Бугров при поправке оползня под нижегородским Кремлем. Он взялся на свой страх и риск укрепить склон. Набрал в бригаду мужиков из родного Заволжья, срыл часть горы до глинистого слоя. Затем уложил несколько рядов бревен и насыпал на них грунт. Одновременно утроил стоки к Волге. Губернатор Урусов отметил смекалистого подрядчика и отдал Бугрову годовой ремонт мостов на тракте Нижний-Вятка.
Нижегородские купцы Бугровы
Петруха превратился в Петра Егоровича и начал быстро богатеть. К концу 50-х годов у него скопилось миллионное состояние. Следующий миллион был нажит уже Бугровым-сыном Александром Петровичем, который удачно проводил операции с казенной солью и торговал валяными изделиями.
Третий Бугров - знаменитый Николай Александрович унаследовал от родственников предпринимательский . Еще при жизни отца он вел дела, и, умело используя оба миллиона, занялся отраслями, где наиболее ощущалась потребность в капитале.
Из жизни русских купцов
Купцы жили по заветам дедов и отцов в патриархальной среде. Новшества здесь принимались с подозрением, традиции считались основой жизни
В 1861 году Бугровы продали предводителю местного дворянства Турчанинову свой дом возле Благовещенской площади (сейчас площадь Минина), одновременно купив у него землю возле речки Сейма. Новые хозяева вырубили половину лесов, сполна окупив стоимость имения, и занялись дальнейшим извлечением из него выгод. На речке возникли мельницы.
Со временем мукомолы заменили водяные колеса паровыми двигателями. И деньги потекли. Отец к тому времени умер. Бугров младший стал единоличным хозяином всего дела. Он был очень расчетлив. На Сейме Бугров перемалывал только рожь, о пшенице и слышать не хотел.
Матушка рожь кормит всех сплошь
«Матушка рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка по выбору», - любил приговаривать миллионер, намекая на то, что пшеничники сидят с нераспроданной продукцией, доступной далеко не каждому в полунищей России.
Из жизни русских купцов
Правила «Домостроя» чтились в купеческих семьях: жена во всем подчинялась мужу, дети уважительно относились к своим родителям, а младшие слушались старших
Старообрядец беспоповского толка Бугров своей одеждой напоминал чистый тип старозаветного купца: длиннополый сюртук, легкие козловые сапоги, картуз на голове он носил зимой и летом. Бугровский экипаж, толстый здоровый кучер и белый в яблоках рысак были хорошо известны обывателям и служили постоянным предметом пересудов.
Делами своими он занимался, на первый взгляд, неохотно. О богатстве своем говорить не любил. На вопросы о богатстве приговаривал: «Помилуйте, велики ли мои делишки, велики ли мои мельчонки? Клюю по зернышку, на хлеб только себе и сестре достаю».
В то время как капитал мукомола составлял уже восемь миллионов. По тем временам сумма сказочная. На деловые предложения он никогда не отвечал прямо. С выгодным предложением соглашался, но уклончиво, словно боялся сглазить.
На Нижегородской бирже Бугров усаживался за отдельный стол, носивший звание «миллионного». Сидел два часа и гонял чай в обществе равных – Башкировых, Блиновых или директоров банков.
Из жизни русских купцов
Купцы много работали, но любили и праздники, тратили на них большие деньги. С размахом и весело проходили у них свадьбы. Накрывались шикарные столы, которые ломились от различных яств, гостей собиралось очень много
Приглашение к его столу считалось честью даже для купца с сотнями тысяч капитала. Приглашенный садился на краешек стула со стаканом в руке и благоговейно прислушивался к мукомолу, который считался мудрецом.
«В делах никому не верь, - наставлял Бугров всякого нового знакомого. – От Божьего угодника и то денег без счету не принимай. Даже он, если лукавый попутает, ошибиться может».
Вообще, немногословный туз любил говорить афоризмами. Многие из его выражений надолго запоминались.
Ночлежный дом Бугрова
Громадную популярность Бугрову создали его заботы о людях старой веры и широкая благотворительность. За Волгой он устроил много скитов. Несмотря на то, что правительство не жаловало старообрядцев, местные власти и носа не смели показывать туда.
Разве мог тягаться губернатор с Бугровым? Ведь на приеме у министров сначала приглашали в кабинет знаменитого промышленника, а затем уже губернатора. К тому же губернатор занимал у Бугрова под векселя огромные суммы.
Из жизни русских купцов
Купеческие семьи оставались хранителями традиций русской кухни. Рецепты их блюд были традиционными, полученными от дедов и отцов. Новые рецепты заимствовались редко
В об отце Николай Александрович выстроил на улице Рождественской приют для бездомных, где за пятак им предоставлялся ночлег. Знаменитая ночлежка, описанная М. Горьким в пьесе «На дне».
На окраине города существовал и Вдовий дом, дававший приют 150 женщинам с детьми. Жертвовал Бугров крупные суммы на школы, богадельни крестьянам родного Семеновского уезда.
В кухне его особняка на Нижневолжской набережной стояла хохломская плошка. Это была его домовая касса, из которой он давал деньги просителям. Погорельцам из дальних губерний выделял по пять рублей, а землякам строил новые избы и в придачу дарил лошадь или корову.
Пищу миллионер любил простую. Употреблял лишь щи да кашу, а в постные дни – горох да грибы. На официальных приемах, правда, «скоромился», но разъяснял при этом окружающим: «Грех это, ну да, авось, матери в скитах замолят».
Видео: Нижний Новгород. Доходный дом Бугрова
Бугров - купец нижегородский
В доме Турчанинова (бывшем Бугровском) размещался театр. Когда Дума вознамерилась строить на этом месте здание нового театра, Бугров выразил желание купить это место.
Присутствующие поинтересовались, зачем же ему понадобилась земля, которую в свое время продал. И услышали в ответ: «Родители на этом месте жили. Легко ли их косточкам знать, что сейчас здесь театр?» Его спросили, что же плохого в храме искусства? Миллионер глянул строго: «Я в театрах не бывал, но знаю, что там голые бабы через голых мужиков прыгают. Тьфу!»
Из жизни русских купцов
Купеческие семьи отличались любовью к чаепитиям. Это был своеобразный ритуал. За столом обсуждались городские новости, семейные дела, планы на будущее. Нередко именно за чаепитием купцами заключались сделки на миллионы рублей
Благодетеля уважили. А через неделю он подарил эту землю снова городу. Но с условием, чтобы театров тут не строили.
Так возле кремлевских стен выросло красивое здание Городской думы (теперь Дворец труда). Его строительство финансировал сам Бугров.
По рассказам старожилов, Бугров был огромным, тяжеловесным и властным. Но у этого жесткого с виду человека были и слабости. О главной из них старались не говорить вслух.
В молодости Бугров был трижды женат, но к сорокалетнему возрасту похоронил всех своих жен. Трое его детей тоже в младенчестве. Больше сочетаться законным браком вдовец не стал. Впоследствии он широко использовал догмат раскольничьего вероучения, что «блуд не грех, а испытание Божие».
Из жизни русских купцов
Интересно, что в парадных комнатах купеческих домов подоконники сплошь были заставлены различными бутылями с домашними наливками и настойками. Поэтому окна в комнатах редко открывались и проветривались помещения нечасто
Посещая подопечные скиты, он часто выбирал понравившуюся девушку и брал ее к себе в дом «для услужения». Предпочитал, по преданиям, таких же рыжих, каким был сам.
Прихоть обычно проходила через один-два месяца, редко длилась полгода и никогда – больше. Разонравившаяся наложница выдавалась замуж за одного из многочисленных приказчиков или баржевых матросов.
Молодоженам Бугров за свой счет строил домик где-нибудь на Линде или Сейме. Домики все были одинаковы - голубой окраски, в три оконца, с палисадником и кустами белой сирени.
Такие стандартные домики росли, как грибы после дождя и впоследствии досужие люди подсчитали, что число их перевалило за три десятка.
Умер Бугров 74 лет от роду. Хоронили его всем городом, как благотворителя. Многие в толпе искренне плакали. Знатоки-краеведы вспоминали, что в середине прошлого века над могилой Николая Александровича еще стоял навес.
Из жизни русских купцов
Купцы были известные меценаты. Многие из них прославились вкладом в экономику и культуру России. В конце XIX — начале XX века на средства богатых купцов были построены институты, библиотеки, театры, организовывались географические экспедиции
Потом он исчез в неизвестном направлении, и само место захоронения теперь найти практически невозможно. Потомкам осталось на память только имя этого знаменитого человека.
Городские легенды и мифы
Городские легенды гласят о том, что кипучая натура миллионера не смогла успокоиться и после смерти. Говорят, что он периодически появляется в разных местах Нижнего. Я всегда скептически относился к подобным байкам. Но один случай заставил меня призадуматься. Рассказал мне о нем известный в городе краевед Николай Иванович Скворцов. Вот его воспоминания.
В начале восьмидесятых я задумал написать книгу о Нижнем Новгороде конца 19-го века. Разумеется, без такой фигуры как Бугров она была бы неполной. Я несколько месяцев сидел в Ленинской библиотеке, собирал материал о купце. Начал писать и понял, что не ощущаю атмосферу того времени.
Нужно было еще раз посмотреть вживую на здания, предметы и приметы того периода. Само собой пошел по тем местам, которые еще сохранились в неприкосновенности. Почти две недели посещал Кремль, домик Каширина, старые дома на Маяковке, Ильинской. Короче, объездил и истоптал ногами все старые места Горького.
Бугровское кладбище - Нижний Новгород
Странная встреча
Как-то оказался на Бугровском . Пришел туда рано утром. День был серый, неуютный, накрапывал дождик. Народу на кладбище не было, тем более, что здесь давно никого не хоронили.
Побродил по аллеям, посмотрел на могилы, некоторые из которых были такими древними, что разобрать надписи на крестах было невозможно, да и сами кресты давно сгнили и наклонились в разные стороны. Минут через двадцать решил, что довольно и пора возвращаться. И тут неожиданно заметил одинокую фигуру, стоящую ко мне спиной у какой-то старой могилы.
Земля на ней обвалилась, и остатки желтых мокрых листьев толстым слоем лежали сверху. Мне стало любопытно, что за человек пришел на кладбище в такую рань. Я подошел. Мы поздоровались.
Мужчина был одет по-современному и даже щегольски, несмотря на то, что был уже далеко не молод. Строгий черный костюм, белая рубашка, галстук, модный по тем временам плащ болонья, новая фетровая шляпа. Единственное, что выбивалось из современного обличья – усы и густая борода с проседью.
Кого-то навещаете? - спросил я, - чтобы завязать разговор.
Можно сказать и так. Мужчина посмотрел на меня, и я понял, что уже видел где-то это лицо раньше.
Знакомое у вас лицо, мы с вами раньше не встречались?
Это вряд ли.
И тут я заметил еще одну странную его особенность. Говорил он, сильно напирая на букву «О». В то время волжская речь уже давно ушла из крупнейшего промышленного полуторамиллионного города. Не говорили на «О» даже в самых отдаленных селах Горьковской области.
А вы что тут делаете?- спросил он меня.
Да вот хожу по старинным местам города, пытаюсь понять, как тогда жили люди.
Ну, здесь-то они не жили, последний приют находили.
Это так, но здесь где-то купец Бугров похоронен, заметная фигура в прошлом. Вот только могила уже затерялась, неизвестно где.
Так вы сейчас на ней и стоите, - он протянул руку и показал на кучу мокрых листьев.
Здесь? Откуда вы знаете? – Мне почему-то стало не по себе.
Помните что?
Да помню, что в книге старой место захоронения видел, вот и узнал его по приметам.
По каким приметам?
Вон по тому тополю, знаете, сколько ему лет?
Не представляю.
Очень много. Обычно тополя долго не живут, а этот настоящий долгожитель.
А что за книжка, о которой вы говорите?
Я уж и не помню, как называется. Ну да ладно, молодой человек, мне пора.
Бугровское кладбище в центре города
Он протянул мне руку, мы попрощались, и он пошел к выходу довольно бодрым шагом. Крепкий такой мужик, какой-то надежный, так почему-то подумалось.
По дороге домой я все вспоминал, где же раньше я мог видеть этого мужчину и почему его лицо мне знакомо. Без сомнения, такую колоритную личность я бы вспомнил.
Придя домой, достал из своего архива фотографии бугровского кладбища. Нашел на нескольких из них тот самый старинный тополь. Он действительно оказался долгожителем.
Фотографии были старые, начала двадцатого века. Разбирая их, натолкнулся и на снимок самого Николая Александровича Бугрова. Вгляделся внимательно в правильный профиль, плотно прижатые уши, чуть навыкате глаза…
Что такое! На лбу у меня выступил холодный пот, а в желудке сильно зажгло, словно я только что выпил залпом стакан водки. С фотографии начала 20-го века на меня смотрел мой недавний знакомый, мужчина с кладбища!